Шестого марта 1981 года в зале любекского суда произошло событие, аналогий которому в истории германской юриспруденции отыщется немного. В помещении, где даже человека, повысившего голос, тут же призовут к порядку, прогремели выстрелы. Стреляла Марианне Бахмайер с близкого расстояния, когда промахнуться просто невозможно. Неслучайно эксперты признали смертельными шесть попаданий из восьми.
«В Германии это был первый случай самосуда в здании суда. Он стал полной неожиданностью, никто такого не предполагал», – вспоминает прокурор Клаус-Дитер Шульц. Сейчас он занимает пост официального представителя по связям с прессой в любекской прокуратуре, а в те годы был ответственным референтом. Именно дело Марианне Бахмайер привело к тому, что в германских судах были приняты – и неукоснительно соблюдаются по сей день – серьезные меры безопасности, говорит он.
Убитый – рабочий хладобойни Клаус Грабовски – по-человечески мало у кого мог бы вызвать сострадание. Под суд он попал за убийство семилетней девочки, дочери Марианне. Есть подозрения, что он задушил Анну, боясь разоблачения: а вдруг она расскажет о том, что на языке полицейского протокола называется «совершенными в отношении нее развратными действиями».
В убийстве негодяй признался с самого начала – да, набросил на шею чулок и… – но от всего остального отпирался, как мог. Легко предположить, что он знал, как встретят сокамерники того, кто сел по такой статье. Тем более что он уже был осужден за сексуальные преступления по отношению к детям. И даже добровольно подвергся кастрации. Хотя позднее с разрешения суда прошел гормональную терапию. Надругался ли он над Анной? Выстрелы Марианны Бахмайер лишили юстицию возможности докопаться до истины… Хотя следствие, работавшее над делом десять месяцев, склонялось к тому, что сексуальный мотив преступления доказан.
Справедливости ради надо сказать, что по внешним признакам Марианне в начале своего жизненного пути явно не отличалась большим благонравием, резко выдаваясь из своего глубоко религиозного, авторитарного, даже пуританского семейного окружения.
В 16 лет она родила первую дочь, в 18 – вторую. Обеих отдала на удочерение. Да и ответственность за Анну, по некоторым данным, тоже сперва была не прочь переложить на чужие плечи: не особенно у нее получалось совмещать профессию содержательницы пивной с материнскими обязанностями. Но от легкомысленного отношения к своему потомству до смертоубийства, согласитесь, дистанция огромного размера.
Что же все-таки заставило 30-летнюю женщину взяться за оружие и свершить безжалостный самосуд – пусть и по отношению к убийце дочери? Поведение не самое типичное для представительницы прекрасного пола, считают эксперты-криминологи.
Но это все теория. Если чуть более подробно изучить жизненный путь Марианне Бахмайер, то станет понятнее, почему она решилась на этот отчаянный шаг.
Ее родители были переселенцами из Восточной Пруссии, которым пришлось начинать жизнь с чистого листа в ситуации «ни кола, ни двора». Отец – жесткий, не склонный к сантиментам человек, прошедший всю войну, да не где-нибудь, а в войсках СС. В мирное время он зарабатывал на хлеб, выполняя не очень романтические обязанности служащего на предприятии, изготавливавшем кухонные плиты.
Когда Марианне было 9 лет, ее изнасиловал сосед. Родители не придумали ничего умнее, чем попытаться «скрыть позор» и покупали ее молчание денежными подачками и конфетами. В то же время отец, мечтавший, чтобы его миловидная дочурка стала манекенщицей или фотомоделью, вымещал на «потаскушке» злобу за крушение этих мечтаний. Мать и пальцем о палец не ударила, чтобы защитить Марианну от попреков и унижений.
Незадолго до вторых родов Марианну изнасиловали второй раз. Тогда дело дошло до суда, но служитель Фемиды принял своеобразное решение: преступник отделался условным сроком, поскольку женщина «сама его спровоцировала».
В любом случае такой жизненный опыт еда ли смог укрепить во фройляйн Бахмайер веру в непременное торжество правосудия и выработать стойкое законопослушание. Теперь представьте себе ее чувства, когда она узнала о криминальном прошлом убийцы ее Анны, к которому юстиция уже проявляла неоправданную, по ее мнению, мягкость.
Но роль последней капли, переполнившей чашу терпения Марианне, сыграла линия защиты, избранная убийцей – то ли самостоятельно, то ли с помощью адвоката. Он опять-таки попытался переложить часть вины на задушенного им семилетнего ребенка. На жившую по соседству с ним девочку, приходившую к нему в гости, чтобы поиграть с его кошкой…
Позже Марианне призналась, что больше всего она хотела любым способом заставить Грабовски замолчать, «не дать ему говорить гадости про мою доченьку». И не остановилась даже перед убийством с заранее обдуманными намерениями. Это доказывает хотя бы то, что в подвале своей пивной она незадолго того, как совершить кровавую месть, тренировалась в обращении с пистолетом и в стрельбе. Правда, об этом ее подруга рассказала значительно позже, а в судебном заседании защите удалось подать случившееся как спонтанные, не планировавшиеся заранее действия.
Дело Бахмайер поляризовало германское общественное мнение. Для одних она стала любящей матерью, не сумевшей перенести потерю ребенка и хотевшей защитить хотя бы память о ней. Для других – хладнокровной расчетливой убийцей, наконец осуществившей свою мечту – оказаться в центре всеобщего внимания. Со всей страны ей слали письма поддержки те, для кого она стала чуть ли не легендарной мстительницей, отважно компенсировавшей несовершенства законодательства. Ей – опять же по всей Германии – собирали деньги. И набрали, между прочим, больше 100 тысяч марок!
Суд дал ей возможный минимум – шесть лет. Вышла Марианне через три…
Последние годы жизни она провела в Италии, работая в хосписе. По-немецки ее профессия называется Sterbebegleiterin. Дословно – провожатая смерти. Но в Палермо пациенты прозвали Марианне Джойя – радость. Говорят, не одному человеку ей удалось скрасить последние дни и часы.
В Любек Марианне возвратилась уже безнадежно больной – рак. Своеобразный характер этой женщины выразился еще и в том, что она договорилась с режиссером, снявшим о ней фильм – заметим, один из двух – чтобы он зафиксировал на пленке ее угасание и смерть. Эта договоренность была выполнена. В отличие от ее последнего желания: она хотела быть похороненной в Палермо. Но обрела последний покой в Любеке, рядом с дочерью.
Эта женщина ни разу публично не раскаялась в содеянном.